Заливными полями, зелёными лугами шёл странник. Шёл скоро, лаптей уж сменил столько, что и не счесть. Как стал он из дубравы могучей выходить, попался ручей ему, с водой студёной. На бережке сидел, опираясь на посох, старец в рубахе белой ситцевой и с ремешком плетённым на челе, поверх волос седых.

Сказание о жизни и слепоте— Дозволь, дедушка, умыться, да водицы испить! А ты, гляжу я, ногам роздых даёшь?

Старец поднял на странника, василькового цвета глаза. Усмехнулся, по-доброму:
— Отдых…нет, мил человек. Поставлен я на место сие всевышним, уже 300 лет как. Указ даю слепцам несмышлёным, как истинную жизнь узреть.

— Ой ли? Усмехнулся ходок, скидывая котомку. Сделай милость, ткни перстом, где она жизнь-то, да в чём её смысл?
— Ступай по тропке этой, в село придёшь вскоре, там торжище богатое. Всё сам и углядишь.

«Ох, сказки всё это, что дед тут сказывает. Уважу старика, однако», — подумал наш путник, перебираясь через бурелом и обходя заросли дикой малины.

Вскоре перед нашим путником предстала деревня, раскинувшаяся на берегу глубокой реки. Неторопливо шёл он мимо новой, ладно строенной мельницы. Молодые работники таскали с телег мешки с зерном, крутились руки—лопасти, работа кипела. По новому сосновому мосту шли молодые бабы, с коромыслами. Невольно залюбовался ими путник: «Эк! Водица-то нужна, куда же без неё».

А сразу за мостом раскинулся красивый, сверкающий всеми красками рынок. Крики торговок пирогами, визг поросят, звуки рожка из балагана, Петрушка на ходулях — всё это смешалось в яркий шар и вместе с ветром ударил странника в лицо…

На землю его вернул звон, доносившийся из кузницы: один работник раздувал горн, другой звонко стучал молотом, крепкие гвозди выходили из под его ударов.

Неторопливо шагая по красочной улице, между лавок с пряниками, курами, ситцем и игрушками, скиталец наш очутился перед лесопилкой. Дружно выкатывали крепкие брёвна работники, свежеструганные доски штабелями лежали во дворе.

Путник продолжал любоваться ярмаркой, когда дорогу ему преградили выезжающие с глиняного двора подводы. Новые, красные кирпичи, словно детские кубики, аккуратно были сложены на телегах.

Порядком устав и в душе сердясь на глупого старика, герой наш дошёл до конца торга. Перед ним раскинулась стройка: душевные песни плотников перемешивались с тяжёлым стуком молотков. Железные гвозди забивали строители в новые, бревенчатые стены, каменщики клали печь из красных кирпичей, словно собирали детскую пирамиду.


И вдруг путешественник представил, как из трубы уже вьётся дымок, дымок, который сродни самой сладкой музыке. Музыке, которую знают всё. Которая есть только в родном доме. Упал он на колени в пыль дорожную.

— Дедушка, да как же я так, я ведь не знал! Погоди родимый, я всё понял! В жизни получается уже всё есть. Я видел кузнеца, который выковывал гвозди, работяг, трудившихся на лесопилке, каменщиков, которые клали печь… Там было всё, но не было дома, это всё было по отдельности. А нужно только собрать всё воедино, и будет гармония.

Вскочив, как молодой жеребёнок, путник побежал через мост, мимо мельницы назад. Как медведь с треском перебрался через валежник и выбежал к ручью. Но не было мудрого деда на бережке. И только голос его звучал в ушах:

«Воедино собери всё, радости, боли и труды тяжкие. И получишь ты жизнь как есть она, в такую нас Господь и выпускает, и заструится она дивной музыкой».

  1 1 1 1 1 [7 Голоса (ов)]